Давящее голодное небо оттенка алого с проседью облаков странных форм…. Деревья – спички с обгоревшими головками – скалятся и молятся одновременно, но надежды нет.

Артёму тоже не хотелось верить, что это – реальность.  Кошмарный сон, пейзаж художника-сюрреалиста – если угодно.

Но пустошь вокруг не желала мириться с таким положением. Ей хотелось поглощать всё больше и больше пространства, ей хотелось существовать, ибо воплощенная смерть не может жить.

Артём ютился в одной из трёхсот биохимических провинций, где еще сохранялся кислород. Глобальные катаклизмы произошли, казалось, совсем недавно. Но миллиарды людей уже ушли. Остальные – собирают вещи в дорогу. Ниточка гармонии между природой и homo sapiens порвалась.

…Небо невероятных оттенков: от малахита до индиго; щебет жизнерадостных птиц, журчание непоседы-ручейка, легкие касания бродяги-ветерка и свежий, чистый, настоящий воздух, наполненный чудесными ароматами луговых цветов… Ты лежишь на самой мягкой постели в мире – сочной, душистой траве.  И на душе легко…  Душа свободна….

Артём часто вспоминал об этом, закрывая глаза.

…Всё не вечно. Озорной мальчишка приметил странный серовато-красный шарик. Раньше он был зелено-голубым, но краски стерлись. Шарик болтался среди таких же одиноких планет и звёзд, и никому во Вселенной, кроме малыша, не было до него дела.  Мальчик попытался взять его в руки, но… обжёгся. Тогда, рассердившись, он пнул его ногой. И шарик хрустнул, треснул, сморщился. А малыш… малыш заплакал…

Волна наваждения схлынула. Артём почувствовал: он задыхается. Всё тело покрылось испариной, пальцы задрожали. Артём встал. Покачиваясь, приоткрыл дверь. Вышел.

Пришло время.

…Такого алого неба не было никогда. Казалось, в мире всё стало вверх дном: райская умиротворенность рухнула в тёмные бездны мироздания, а огни ада взошли на небесный престол.

…Грянет «Carmina Burana» Карла Орфа, и воскликнет  герой: «О предки! О слепцы! Зачем Вы сгубили будущее своё? Зачем научили атом быть жестоким? Зачем рубили леса и сушили реки свои? Для чего? Для кого? Ответьте… Жажда наживы, жажда власти, жажда убийства овладели вами. И каково бы ни было ваше вчера, гибель планеты – наше сегодня!»

Нет. Не грянет. И не воскликнет. Пустошь не любит громких звуков. Она любит Тишину. Потому что Тишина – это смерть, а смерть – её дух.

Артём пройдет еще пару шагов. Потом упадёт. Тело застынет в чуть скрюченной позе, а душа вознесется далеко-далеко. Под ней, внизу, будут проноситься опустевшие мегаполисы, почерневшие леса, алые реки. Душа пройдёт сквозь стратосферу и выйдет  в космос. Вся Вселенная откроется перед ней. И она унесётся прочь от сморщенной, словно чернослив, ставшей чужой планеты. Душа человека увидит гибель. Гибель Земли – ничтожной былинки всеобъемлющего бытия. И от этого ей станет немножко больно, немножко совестно, немножко грустно: